С нами Божья милость и сова с пулеметом.
- …мой отец, капитан Рейсс, Михаил Афанасьевич. Ему не повезло быть вдали от дома и подвернуться под штык красным. По крайней мере, он не увидел того позора, что случился дальше. А это матушка. Полина Рейсс-Василенко. Она мыслила себя поэтессой, не могла без искусства. Нет, я не говорю, что она была бездарна, напротив, у нее даже находились поклонники… Время не то для женской поэзии было. А люди вроде Анны Горенко или Марины Цветаевой – их же единицы, чудо…
А вот это Киевский институт благородных девиц, я училась там. Жаль, ни одной фотокарточки не сохранилось, кроме самого здания… Да и мой аттестат, по правде сказать, остался в Киеве, читай, канул в Лету.
На самом деле, помимо этого альбома от Города у меня не осталось ничего. Думалось тогда не о том – уехать бы. Может, повремени мы с полгода, было легче. Но я тогда не читала вероятности как с листа.
Кончался восемнадцатый год нового века, в стране творилось – черт не разберет, что, Киев брал Петлюра... Отца уже не было в мире живых… А я была молодая, глупая, романтичная – в матушку – натура. Укрыла у себя раненого – из белогвардейцев. Может быть, думала где-то глубоко, что папа одобрил бы. А Владимир… был слабым, но это я поняла много позже. Тогда он мне понравился, к тому же – жизнь спасла. Такая романтика…
Владимир оказался Иным, лекарем. Ввязался в эту мясорубку людей спасать. Доктор… Себя не уберег. Я его выходила, как умела, он провел меня в Сумрак. В первый раз. И еще на несколько лет стал для меня первым во многом. Когда чуть поутихло, а в голове у меня окончательно улеглось, кто я теперь такая, мы уехали из Города. Мама осталась. Мне казалось, ей так будет лучше. Мне казалось, я еще вернусь. А в итоге… А что в итоге? Сами видите, показываю вам альбом, которому уже больше полувека, а завтра мне уезжать на край света, в какой-то Южно-Сахалинск, руководить строительством светлого будущего.
В Киеве мне больше не довелось побывать. Мы с Владимиром уехали во Францию, в Париж – как же иначе? Там поженились, прожили десять лет вместе, прежде чем поняли, что поторопились. Впрочем, была же любовь. Просто Володя… он слабее меня. Его это угнетало.
Разошлись, разъехались. Он – куда-то в Германию, а я – в глушь, подальше от людей. Местечко Ле-Лавёз, знаете? Вряд ли, конечно. Деревушка и деревушка. Там просто было спокойно.
Немного волнений принесла война. Немного, да. После того, что творилось в Российской Империи, оккупация как-то не вызывала особой паники. Пережили. Не без эксцессов, но пережили. А после войны я снова переехала в Париж.
Идея вернуться стала навязчивой лет двадцать назад.
Вернуться в – теперь уже – Союз оказалось сложновато даже для Иной. Пришлось идти долгим путем. В Дозор.
Парижский Ночной Дозор я даже помнила – со времен своего ученичества. Там мало что изменилось… Но, собственно, вы же не это хотели услышать, верно? Аналитический, да, с самого начала – туда. И там я проработала, собственно, до нынешнего назначения. Мой профиль – линии вероятности.
Помнится, и о смерти матушки я узнала уже постфактум, на отработке этих самых линий… Нет-нет, что вы, давно свыклась, да и тогда не скажу, что было ударом. Ну а чего можно было ожидать? Она и так прожила долго для человека. Когда же… сорок… Нет, до войны еще. Да и слава богу, что до войны. Не помню я год. И опять я не о том говорю, уж простите, давно с соотечественником не говорила вот так… почти не по работе.
Двадцать лет без малого, да… Я с шестьдесят второго в Дозоре – это запомнила. Начинала девочкой на побегушках, ассистенткой, а поднялась до заместителя начальника отдела. Если бы не перевод… Но я сама ведь попросила. Ради этого все затевалось, в конце концов. Так что завтра я на край света, на Сахалин. Главенствовать.
Не жалею.
Почему? Во-первых, место. На такое я и не рассчитывала. Начальство, хоть и у черта на рогах. А в глушь я сама просилась. Что мне в ваших столицах делать? Шестьдесят лет в этой стране не была, все незнакомое, странное, будто иной мир. С людьми нашими еще худо-бедно обращаться на совместных операциях научилась – и то хлеб. Но чтоб понять и принять вот так, враз…
А в глуши все медленней меняется, я это еще по Ле-Лавёз поняла. Так что сначала на Сахалин, а там уже можно будет подумать о возвращении домой…
Что? Про белогвардейца помалкивать да Господа пореже поминать? Да как угодно, Леонид Прокофьевич. Месьё этих заучила – и товарищей выучу, не волнуйтесь. У женщины ум и психика пластичнее, ко всему привыкают…
А вот это Киевский институт благородных девиц, я училась там. Жаль, ни одной фотокарточки не сохранилось, кроме самого здания… Да и мой аттестат, по правде сказать, остался в Киеве, читай, канул в Лету.
На самом деле, помимо этого альбома от Города у меня не осталось ничего. Думалось тогда не о том – уехать бы. Может, повремени мы с полгода, было легче. Но я тогда не читала вероятности как с листа.
Кончался восемнадцатый год нового века, в стране творилось – черт не разберет, что, Киев брал Петлюра... Отца уже не было в мире живых… А я была молодая, глупая, романтичная – в матушку – натура. Укрыла у себя раненого – из белогвардейцев. Может быть, думала где-то глубоко, что папа одобрил бы. А Владимир… был слабым, но это я поняла много позже. Тогда он мне понравился, к тому же – жизнь спасла. Такая романтика…
Владимир оказался Иным, лекарем. Ввязался в эту мясорубку людей спасать. Доктор… Себя не уберег. Я его выходила, как умела, он провел меня в Сумрак. В первый раз. И еще на несколько лет стал для меня первым во многом. Когда чуть поутихло, а в голове у меня окончательно улеглось, кто я теперь такая, мы уехали из Города. Мама осталась. Мне казалось, ей так будет лучше. Мне казалось, я еще вернусь. А в итоге… А что в итоге? Сами видите, показываю вам альбом, которому уже больше полувека, а завтра мне уезжать на край света, в какой-то Южно-Сахалинск, руководить строительством светлого будущего.
В Киеве мне больше не довелось побывать. Мы с Владимиром уехали во Францию, в Париж – как же иначе? Там поженились, прожили десять лет вместе, прежде чем поняли, что поторопились. Впрочем, была же любовь. Просто Володя… он слабее меня. Его это угнетало.
Разошлись, разъехались. Он – куда-то в Германию, а я – в глушь, подальше от людей. Местечко Ле-Лавёз, знаете? Вряд ли, конечно. Деревушка и деревушка. Там просто было спокойно.
Немного волнений принесла война. Немного, да. После того, что творилось в Российской Империи, оккупация как-то не вызывала особой паники. Пережили. Не без эксцессов, но пережили. А после войны я снова переехала в Париж.
Идея вернуться стала навязчивой лет двадцать назад.
Вернуться в – теперь уже – Союз оказалось сложновато даже для Иной. Пришлось идти долгим путем. В Дозор.
Парижский Ночной Дозор я даже помнила – со времен своего ученичества. Там мало что изменилось… Но, собственно, вы же не это хотели услышать, верно? Аналитический, да, с самого начала – туда. И там я проработала, собственно, до нынешнего назначения. Мой профиль – линии вероятности.
Помнится, и о смерти матушки я узнала уже постфактум, на отработке этих самых линий… Нет-нет, что вы, давно свыклась, да и тогда не скажу, что было ударом. Ну а чего можно было ожидать? Она и так прожила долго для человека. Когда же… сорок… Нет, до войны еще. Да и слава богу, что до войны. Не помню я год. И опять я не о том говорю, уж простите, давно с соотечественником не говорила вот так… почти не по работе.
Двадцать лет без малого, да… Я с шестьдесят второго в Дозоре – это запомнила. Начинала девочкой на побегушках, ассистенткой, а поднялась до заместителя начальника отдела. Если бы не перевод… Но я сама ведь попросила. Ради этого все затевалось, в конце концов. Так что завтра я на край света, на Сахалин. Главенствовать.
Не жалею.
Почему? Во-первых, место. На такое я и не рассчитывала. Начальство, хоть и у черта на рогах. А в глушь я сама просилась. Что мне в ваших столицах делать? Шестьдесят лет в этой стране не была, все незнакомое, странное, будто иной мир. С людьми нашими еще худо-бедно обращаться на совместных операциях научилась – и то хлеб. Но чтоб понять и принять вот так, враз…
А в глуши все медленней меняется, я это еще по Ле-Лавёз поняла. Так что сначала на Сахалин, а там уже можно будет подумать о возвращении домой…
Что? Про белогвардейца помалкивать да Господа пореже поминать? Да как угодно, Леонид Прокофьевич. Месьё этих заучила – и товарищей выучу, не волнуйтесь. У женщины ум и психика пластичнее, ко всему привыкают…
из разговора с представителем Ночного Дозора Москвы, товарищем Тишковым Л.П.
в поезде Париж-Москва
в поезде Париж-Москва
Здесь воздух иной. Иной, чем в Париже.
Не роскошью пахнет, духами не дышит...
Почему-то в Парижском Дозоре документация давалась мне легче. Возможно оттого, что там уже все устоявшееся, прочное, а здесь только строится. И вечная российская бюрократия. Некоторые вещи не меняются. Да и Союз отличается от прежней России не столь значительно, сколько ему, наверное, хотелось бы. По крайней мере, на первый взгляд.
Но, бог ты мой, какие же они все молодые... Я чувствую себя смерзшейся, будто старый кусок льда рядом с ними, весенними цветами.
Во времена моей службы в Парижском Дозоре мне довелось работать достаточно длительное время с одним русским иммигрантом, Михаилом Вишневским. Дело было нервное и довольно-таки мерзкое - с трупами и кровищей, которые и мне тоже видеть приходилось не только на фотокарточках... Ребята из оперативного и Вишневский среди них поражались моему равнодушному отношению ко всей этой наглядной анатомии, и именно Миша - довольно остроумный человек и любитель играть словами - дал мне прозвище "Изольда". К героине рыцарского романа оно не имело никакого отношения, нашим франкоязычным коллегам долго пришлось объяснять... Изольда. Изо_льда.
Это к слову о ледяных глыбах.
Тогда это тотальное ледяное равнодушие изрядно мне помогло. Собственно, на нем я держалась и в оккупацию, и на своем долгом пути обратно в Россию. Пути, длинной в двадцать лет. Оно бы очень помогло мне сейчас. То есть, я думала, что давно разучилась чувствовать по-настоящему, но сейчас меня накрывает волной совершенно настоящего отчаяния. Я не понимаю, что делать с этим Дозором и этими Иными. С агрессией Никонова. С глупостью Тихонова. С неподготовленностью рядовых оперативников. А Игоря Белова я, кажется, уже почти ненавижу...
Как же я устала, Господи. Меньше, чем вчера. То есть, меня хватило на дольше. Не знаю, дело в адаптации к часовым поясам, в том, что сегодня день полегче был - или я все же втягиваюсь. Последнее весьма сомнительно.
Русский менталитет странный, я отвыкла от этого. В Париже меня ценили именно за выдержку, спокойствие, работоспособность в любой период жизни. Здесь же, стоило показать свою слабость, вчерашние агрессоры резко бросаются на помощь. Может быть, дело в том, что мои подчиненные - мужчины. Главное, не перейти ту грань, за которой я превращусь в чужих глазах из сильной женщины в просто тряпку.
Михаил Арьевич - умница. Я не знаю, что делала бы со всеми этими бумагами без него. Откровенно, меня уже тошнит от местной бюрократии. Очень нужен секретарь. Сугубо для оформления моих распоряжений в правильный письменный вид. Назначать для этого заместителя - расточительно и некорректно. Тем более, Михаил мне нужен во главе анала.
Максим Афанасьевич... Молод. Тридцать лет - самый молодой среди моих начальников. Такое ощущение, что это гнетет его где-то на подсознательном уровне и он пытается реабилитироваться за счет напора. А стоило бы больше думать головой. Тем более, ведь есть же все способности, есть... Нехватка опыта? Выдержки? Пока не знаю, как с этим быть. Но, по крайней мере, мы наладили отношения.
Игорь...
ЯТакое двойственноеБелов прекрасно справляется со своей работой.Стыдно признаться даже себеИ еще я поняла, что со мной он был вежлив. Даже вчера.Я чувствую себя старой. Болит поясница. Фантомные боли - именно из-за внутреннего ощущения старости. Там нечему болеть, я в прекрасной физической форме.
Нет, Саша права. Это неправильно - жить столько. Даже не неправильно... Тяжело. Просто тяжело.
- все синие и зеленые боевые кристаллы у Никонова
- один разлом у Никонова
- один разлом, один белый кристалл, неизвестная бусина - под Кольцом у Денежкина
- второй кристалл связи - у Денежкина
- один разлом у Белова
В сейфе:
4 свитка, 3 белых кристалла
Занятия с Сашей заставляют меня вспоминать собственную инициацию. Сравнивать, конечно, невозможно - Володя учил меня быстро и как попало. Потом пригодилось. Саша постоянно спрашивает, зачем. Зачем поднимать тень, зачем слепок ауры, зачем Брежнев. Зачем мы сделали ее такой. Это она не спрашивает, нет, но оно чудится. Зачем мир устроен так, а не иначе.
Дозор лишили премии. Интересно, что они там себе думают в своей Москве? Выделенного на месяц финансирования и так не хватает. У меня выходит 18 рублей на отдел без учета премий при средней положенной зарплате 15. Будем работать за идею.
Из текущих дел у нас два оборотня.
С товарищем Вервольфом история выходит мутная. Сначала он представляется главой оперативного отдела, затем жалуется, что его понизили до рядового сотрудника; глава Дозора запрашивает для него лицензию на убийство, а стоит Темным узнать о нарушении со стороны оборотня, сразу выясняется обстоятельство, что он внедозорный, еще через час Дневной Дозор полностью снимает себя ответственность за неадекватного оборотня, а Кетер пророчит убийство Светлого, что на поверку по вероятностям оказывается провокацией... Дневной Дозор доиграется. Я Кетер еще воронку не простила.
Выложить все это Белову, пусть разбирается. Темные его любят...
Белов... Моя ежедневная шоковая терапия. Не забыть позвонить ему завтра.
Хорошо, давайте попробуем разобраться.
На кого я злюсь? На Белова. Почему? Потому что он меня раздражает. Раздражает своей манерой небрежно и безапелляционно ломать мне планы. Конечно, можно было пойти на принцип. Но он прекрасно знает, что покуда угроза нового нападения реальна, я не могу отдавать распоряжений, осложняющих поимку убийцы. Тем более, что я действительно не могла бы сказать четко, зачем нужна сегодняшняя планерка. А зачем? Найти ответственного за то, что новоиницированную девочку седьмого уровня, не прошедшую даже базового курса обучения, потащили на мало что не боевую операцию, и вправить ему мозг. Потребовать, чтобы меня держали в курсе работы отделов, а не сообщали постфактум или по факту нахождения. Что если бы я попыталась связаться с Денежкиным через кристалл в разгар боя? Что, если бы случилось непоправимое, а никто даже не был поставлен в известность, куда они пошли?...
...Потребовать полного отчета по делу этого оборотня, в конце концов, потому что просмотр вероятностей может облегчить дело. Я, черт возьми, могла бы помочь. Я этим и занималась последние лет пятнадцать. Почему в разговоре с ним у меня каждый раз все вылетает из головы?
Хотя для этого ведь планерка не нужна, а нужно просто синхронизировать работу. Но у меня нет никакого желания лишний раз звонить Белову и трепать себе нервы. На самом деле, поведение, главы Дозора недостойное. Я знаю, что я нахожусь не на своем месте, я не умею руководить работой целой организации. Я несостоятельна как глава Ночного Дозора, и Белов каждый раз мне это доказывает.
Черт, я злюсь не на Белова. Я злюсь на себя...
Писать по ночам - закономерно... Стоит ли указывать это теперь в заголовке? Привычка все же...
Ну что ж... Если бы Белов сегодня все же явился на планерку триумфатором, я бы искренне порадовалась. Но вместо этого он не явился вообще, а мы имеем еще один труп, внезапно нарисовавшегося в городе вампира и Тихонова, который явно собрался выходить на тропу войны... И приструнять его Игорь не станет, разве что по моему приказу... Но вряд ли это что-то изменит.
До предела загрузила аналитический отдел, в том числе работой следователей - у Белова же оборотень! Ему же некогда! И встречаться со мной он не хочет
По-прежнему висит регистрация, которой элементарно некому заняться. Зато от нас требуют выпуска стенгазеты. Господи, о чем вообще думают в этой стране? Бардак и богадельня.
Первые проблемы с Сашей... Ладно, с воронкой над водителем мы что-нибудь сделаем. Благо, мелкая и не отследишь. Зато ребенку наука.
Наши беседы постоянно уходят куда-то в философию и порой эта девочка меня поражает. То есть, не удивительно, в общем-то, что она пытается как-то вписать Иных в свою модель мира, проводит не всегда верные аналогии и задает вопросы, на которых я не знаю точных ответов. В восемнадцать все мы пытаемся осмыслить мир, особенно если он меняется вот так вдруг. Но отдельные вещи... Например, Сашенька сегодня выдвинула интересную идею наказания или обезвреживания опасных Иных. Другое дело, что исполняется это силами скорее Инквизиции, но тем не менее. Вот так вот работает у девочки мозг.
Темные охренели, простите мне мой французский.
И где носит чертового Белова, когда наши оперативники, наконец, взяли преступника?!
Я его ненавижу...Держать себя в руках.
Будешь смеяться… Я скучаю, Франсуа. Не прошло и недели, да, а я уже скучаю по нашему (боже, я до сих пор считаю его именно нашим…) милому аналитическому отделу, где я была на своем месте…
Здесь все не так. Будь проклят тот день, когда кому-то взбрело в голову назначить меня главой Дозора! Франсуа, можешь ли ты представить, что я, вышколенная архивная крыса, буду теряться среди бумаг? А я теряюсь. Все эти приказы, отчеты, прошения, лицензии… Никогда не думала, что бумажная работа может быть такой непонятной… и такой нудной! А я по уши в них, дорогой, по уши… Гнетет.
Гнетет, что некого назвать другом. У меня замечательные сотрудники и товарищи, но все они такие… чужие. Нет, я и не думала, что будет легко, что наладится все и сразу. Опять-таки, тебе ли не знать, как долго я не допускаю людей дальше определения «хороший знакомый» или вообще «коллега». Но именно здесь и сейчас дружеского участия и поддержки не хватает. Возможно, я была неправа, когда посчитала, что легче будет привыкнуть к этой новой непонятной стране вдали от центра. Все-таки иногда меня подводит моя интуиция. Хотя… а был ли выбор, как ты думаешь?
Вероятно, это весенняя депрессия. Вышли мне от нее какое-нибудь лекарство? Стихов там о любви или просто открытку с видом на Елисеевские поля…
Хотя на самом деле всё это вздор. Мне просто нужно выговориться… пожаловаться кому-то, кому я верю… и кому уже ничего не должна. Вряд ли мы с тобой встретимся еще когда-нибудь, по крайней мере, как начальник и подчиненная. Хотя, чем черт не шутит, какая-нибудь совместная операция нам, может быть, и светит. Мне бы только прижиться здесь, выслужиться – и вернуться в родной Киев.
Не представляю даже, на что Город похож сейчас. Откровенно, я боюсь вернуться и не узнать его. Ладно, Россия превратилась в Союз. В конце концов, что не делается, все к лучшему. Но Киев… Мой Киев…
Ты не поймешь. Не сможешь, знаю. Несет меня, дорогой. Прости.
А тут… Дождь стучит по стеклам. Не дождь даже, а какая-то морось. Серо и сыро, словно я попала из марта в декабрь. Да и вообще все серое, скучное, унылое. Задворки Союза.
Вспоминается давнишнее дело о ведьме Карен. Тогда было вот так же серо и промозглый ветер, удивительно холодное лето. А мы с Ришаром должны были мило общаться в уличных кафе, потому что ему нужен был специалист по вероятностям под рукой. Я тогда молчала, но это было неприятно. Не только из-за холода. Теперь я вспоминаю Ру почти с нежностью – ежедневно мне устраивают шоковую терапию куда серьезнее и без кофе с круассанами.
Кстати, передавай привет старушке Элеоноре от меня. Вкупе с заверениями в моей искренней и безнадежной теперь любви к ее выпечке. Когда я еще смогу попробовать что-то подобное…
Хотела попросить об одолжении. «כתר» - вот такая надпись приснилась на днях. Похоже на каббалу, но я этим никогда не занималась, а спрашивать у своих неловко – глупость же. Действительно глупость, я проверяла, сон ничего не значит. Меня просто зацепило – знаешь, как бывает – выхватишь мелочь, которую понять не можешь, и она тебе спать не дает. Искать мне некогда, а ты иврит, помнится, немножко знаешь. В общем, если сможешь - объясни, что здесь к чему. Это не к спеху.
Расскажи, как там отдел и вообще жизнь? Сегодня узнала, что в Риме какая-то эпидемия. Вы близко. Я волнуюсь.
Расскажи мне… Расскажи мне хорошего? Солнечного, весеннего… Весна такая красивая в Париже, я понимаю это только теперь.
Я в офисе света белого не вижу со всеми этими бумагами.
Знаю, что если чья-то вина в этом и есть, то только моя. Но немного поплакаться старому другу мне ведь никто не мешает, верно?
Ах, Франсуа… Как хочется к чертям послать все и всех. Но все временно и все к лучшему. Ты только пиши мне чаще, ладно? Пиши о пустяках, о цветочницах, о снах, о кофе и кафе… Не пиши о работе – мне ее хватает. Я тоже постараюсь больше о ней не писать.
Очень жду ответ к выходным.
Твоя Изольда
Отчетный день... У меня снова море бумаг, которые надо подписать, написать и отправить. Издержки работы в Париже - меня возмущает, что я должна отчитываться перед каким-то там Хабаровском. Меня вообще возмущает необходимость кому-то отчитываться.
На сегодня:
- письмо на счет оборотня
- отчет за неделю
- принять отчеты у сотрудников
Надо бы еще ниток купить, заплести Саше еще одну эту разноцветную штуку. Успокаивает нервы.
Почему мне кажется, что на грядущих выходных отдохнуть не удастся?
"Вы потрясающе компетентны!" Удавиться. Как меня хватило на то, чтобы не разбить трубку об аппарат, не прощаясь, не знаю. Я потрясающе компетентна... Путаюсь в бумагах, постоянно забываю отдать какое-нибудь распоряжение... Теперь это. Я не просто не готова для этого поста, я сдаю. Совсем. Память подводит. Как будто настоящая человеческая старость.
Не знаю... Не знаю, что писать. Плакать хочется. Надо всех из кабинета выставлять, когда он мне звонит...
Тихонов пропал. У меня подозрения, что он перепил крови, и начались необратимые процессы. Опять виновата я - нужно было приставить кого-нибудь к этому чудаку.
Долго слушала поток ругани из телефонной трубки. Белова совершенно не останавливает то, что разговаривает он с женщиной. Ощущение, что его воспитывали в лесу... Впрочем, не о Белове сейчас речь. Тихонова так и не нашли... Я поражаюсь работоспособности оперативного отдела. Стоило на день уехать Никонову - и работает один Лазарев, причем, неизвестно еще, как работает. Если он и отчитался, то не мне. Мне отчитывается один Денежкин. Никонов вообще отчитывается... Лазареву.
Господи, вот что с этим делать? Как так можно вообще...
А Тихонова в Дозоре не любят... Если мои подозрения оправдаются... Отправить его на материк - лечиться, проходить реабилитацию... что угодно. Вообще не понимаю, как таких в Дозор берут. Он же неконтролируемый, себе на уме и витает в каких-то заоблачных высях. Лечить таких надо.
"Иная чума" поползла по
РосСоюзу, как я и боялась. Скоро эта зараза будет у нас, а мы даже симптомов не знаем. Превосходно... Как требовать отчеты о всякой ерунде, так это они быстро...Письма от Франсуа тоже нет. Может, хоть он немного прояснит ситуацию, хоть я и не просила... И вино будет действительно кстати.
Нужно отдохнуть, но нет времени...
еще мастерам
Метель. Холодно и мерзко.
Мои подозрения оправдались - Тихонов стал вампиром от передозировки крови. Оторвать бы голову что ему, что оперативникам...
Меня удивляет Кетер. Вроде, взрослая женщина - она всерьез полагала, что я так просто переведу бывшего сотрудника Ночного Дозора в Дневной? Что ж, в таком случае ее ждет разочарование. Я сделаю все, чтобы Тихонов на острове больше не работал. Впрочем, с выданными по увольнению характеристиками ему вообще вряд ли светит работа в Дозоре.
Имела сегодня разговор с Михаилом Арьевичем по поводу его жены, потенциальной Иной. Надеюсь, что он все же прислушался, и завтра мы разрешим все проблемы. В конце концов, как бы он ее ни любил и ни берег, все одно. Если принимать противостояние Света и Тьмы за войну, пусть даже холодную, в нее втянуты все - и Иные, и люди. Другое дело, что люди на этой доске даже не пешки. Михаил должен это понимать.
Был чрезвычайно рад получить письмо. Попытался представить твоё состояние. Не могу даже вообразить, как тяжело тебе приходится там, на краю Вселенной.
Ну что хорошего рассказать? Пытаюсь выполнить задание Инквизиции. Впрочем, не я один. Я так понял, ты уже слыхала про вспышку болезни. Теперь все Европейские Дозоры бьются над этой проблемой, пытаются найти противоядие. А чума распространяется…
Вчера я долго сидел, рассматривал твою фотокарточку. Не устаю поражаться, как в такой хрупкой женщине может заключаться такая сила. Тем более странно мне было слышать о «шоковой терапии», которую тебе устраивают подчинённые. Береги себя.
Кстати, ты будешь смеяться. Помнишь просьбу, Дневного Дозора Парижа выписать характеристику молодой девчонке – магу из их аналитического отдела. Оказывается, это нужно было для того, чтобы отправить её на Сахалин. Она теперь куратор Тёмных. Ты ещё с ней не встречалась?
Ещё тебе, наверное, будет интересно узнать, что Пьера пригласили работать в Инквизицию. Да, да, нашего малыша Пьера. Он ещё думает над предложением, но я думаю, он согласится. У него ведь есть все задатки.
Недавно мне, в конце концов, удалось взять отпуск. Правда, не долго, но я успел насладиться беззаботными прогулками по набережной Сены. Через неделю меня снова вызвали на работу в связи всё с тем же делом в Риме. За меня не переживай, болезни подвергаются лишь слабые Иные – первой категории. По крайней мере, пока…
Ну что ещё тебе рассказать? Не знаю даже… Ты просишь не писать о работе, писать стихи. Да я бы и с радостью выкинул из головы все мысли о работе, но разве это возможно? Столько дел, столько дел…
Очень скучаю по тебе. Не много времени, вроде, прошло. Но тяжело мне без своей подруги. Хочется поговорить с кем-нибудь обо всём, что меня тревожит. Нужен мне светлый, ясный ум, который поймёт меня, поможет. Но ты далеко, а письма – сама знаешь, всего в них не напишешь.
Скоро в Москве будет Олимпиада. Она, возможно, даст мне возможность приехать в Союз. Не хотел давать тебе надежду заранее, но начальство обещается послать меня курировать данное мероприятие, если справлюсь со всеми своими делами. Так что, буду ближе к тебе, глядишь, и встретиться сможем. Я, конечно, понимаю, что Москва – это не Южно-Сахалинск, но всё же, всё же…
И теперь, когда мне дают много дел, я с ужасом думаю, что не успею справиться с ними к назначенному сроку, и меня не отправят в Москву. Эта мысль подстёгивает меня, я ношусь как пчелой ужаленный. До сих пор сам не понимаю, как мне удаётся справляться с такими объёмами. Видимо наш пресветлый шеф решил подстегнуть меня, раздразнив командировкой в Союз.
Забыл ещё написать. Оказывается, София путешествовала всю свою юность. Теперь, когда она стала одной из нас, она развлекает нас весёлыми историями про всеми забытые африканские деревушки и про смертельные походы через джунгли. Знаешь, иногда отвлекает от нудной рутины.
Но болтовня спасает не всегда. Когда я остаюсь наедине сам с собой, меня гложет мысль, действительно ли мы те, кем сами себя называем. И кто назвал нас такими. «Светлые»… Где он этот Свет? И чем он отличается от «Тьмы». Знаешь, я порой не вижу разницы. Впрочем, не будем о грустном, философском…
Давай вспомним молодость. Помнишь, как началась наша совместная работа? Помнишь, как мы встретились? Я сразу обратил на тебя внимание, знал, далеко пойдёшь…
Помнишь операцию «Мотылёк»? Это была война, настоящая война с Тёмными. Я тогда чуть не бросился закрывать тебя, хотелось укрыть, защитить, спрятать, боялся, что сломаешься. Но через секунду понял – не сломается. И тогда я проникся уважением к тебе, и захотел стать твоим другом. Даже не знаю, зачем я тебе сейчас это рассказываю. Наверное, боюсь никогда не увидеть тебя. Отгоняю эту мысль, но всё равно страшно.
На днях в наш Дозор приехала новая сотрудница – на стажировку. Кажется, рвётся в аналитический отдел. Я даже боюсь представить её на твоём месте.
Наш глава оперативного отдела подал в отставку. Тяжело ему бегать в таком возрасте уже. Шеф предлагает ему работу в аналитическом отделе, разрабатывать боевые операции, но Жерар против. Хочется ему отдохнуть, и я его не обвиняю. Имеет право старик.
Говорят, скоро к нам в Европу, прибудет делегация с Японии. Хотят внедрять новые технологии. Решили разведать рынок. Говорят, скоро люди смогут общаться друг с другом с помощью специальных коробочек – что-то вроде телефонов, но без проводов. Видишь, развиваются люди и безо всякой магии…
Я – за, лишь бы технология работала, да нам не мешала. Так люди будут меньше внимания обращать на странности вокруг. Знаешь ведь, бывает, особенно у новичков, такая проблема – то глаза забудут отвести, то муху файерболлом гонять начнут. К силе привыкают. Но я их сильно не ругаю, сам таким же был, помню.
Кстати, помнишь Елену? Ушла работать медсестрой. А ведь такая перспективная целительница была. Не захотела работать в Дозоре, решила, что в больнице больше пользы людям сможет приносить. Да ещё нас обвинила в том, что мы человеческой радостью питаемся. Ничего, месяца через два поймёт, что наша сила не берётся из ниоткуда. Посмотрим… Шеф ждёт, что она вернётся. А я считаю, что она слишком упряма. Сама страдать будет, последние силы из себя выжмет, но не придёт к нам обратно.
На днях присутствовал на суде. Обвинялась молодая вампирша. Не сдержалась, кровушки человеческой ей захотелось. А я считаю, что Дневной Дозор сам виноват, плохо следит за своими новичками. Как у вас там ваши Тёмные-то? Как тебе работается с ними? Всё-таки одно дело там делаете, хоть и разными способами.
Думаю, они там у вас во все дыры постараются пролезть, лишь бы побольше местных беззаконников на свою сторону привлечь. А потом сами маяться с ними будут и вам лишние проблемы доставят.
Хотя, думаю, что при должном вмешательстве Инквизиции, Тёмные не пошалят. Кстати, у вас уже там сформирована Инквизиция? Кого послали?
А ещё вот припомнил одно. Третьего дня пришла мне телеграмма. Из Киева. Стоит твой город. Конечно, уже не тот, которым ты его помнишь, меняют его люди. Но дух его живёт. Такие города, как Киев живут сами, их так просто не изменишь. У них же своя душа, свой разум имеется.
Интересно, дорастёт ли Париж до уровня такого, чтобы вмешиваться в судьбы людей, сводить их вместе, жить параллельной жизнью. Знаешь, иногда мне кажется, что у Киева и аура своя есть. Надо бы взглянуть на Париж через Сумрак. Опиши город, в котором тебе сейчас приходится работать. Сколько там проживает людей? Какие они все?
Каково работать в маленьком городке после того, как ты работала в одной из прекраснейших столиц Европы? Ах, Париж… Ты же знаешь, я обожаю этот город. А эти великолепные блинчики с сиропом. Таких, думаю, нет больше нигде. Прости, что травлю тебе душу, я не смог сдержаться.
Забавно, что ты вспомнила Элеонору. Переехала наша старушка. Теперь её кофейня расположена неподалёку от Пале-Рояль. Далековато на обеденные перерывы к ней ходить стало. Мы уже подали коллективную заявку шефу, чтобы как-то решил этот вопрос.
Не представляю, как тяжело тебе жить и работать, не поднимая себе настроение божественными круассанами. Если б я мог, я бы выслал тебе парочку с пылу, с жару. Но ведь они будут лететь через всю Землю. Хотя… я постараюсь что-нибудь придумать.
Ты не забыла, совсем скоро, в конце апреля будет Белтейн. Наши ведьмы в последнее время ведут себя подозрительно тихо. Но я боюсь, скоро грянет буря. Ещё бы, один из главных шабашей года близится. Чувствую, скоро начнут выпрашивать разрешение на жертвоприношение. И я опасаюсь, что шеф не сможет найти достаточно оснований для отказа. У нас и так должок перед Дневным Дозором… Думаю, будь ты рядом, нам удалось бы придумать вместе, как выкрутиться из этой ситуации. Мы с тобой ведь и не такие задачки щёлкали.
Иногда задумываюсь, нужен ли этот союз между Иными. Тёмные, Светлые, Договор… Все едины перед Сумраком. А ведь на деле каждый пытается обойти союзника… да какого там союзника – противника. Светлые вставляют палки в колёса Тёмным, а те в свою очередь не преминут плюнуть в лицо нам.
Помнишь ту прекрасную яблоню, что росла рядом со входом в наш офис? Ты представляешь, эти негодяи – оборотни демонстративно прогуливаются мимо в перевёрнутом обличии и задирают лапу прямо на дерево! Провоцируют ведь! Яблоня уже почернела от такого обращения. А как им ответить? Задницы файерболлами поджарить? Так ведь повод-то не серьёзный, вроде, но так обидно!
Недавно начал читать произведения Эдгара По. И как он раньше не попался мне в руки? Я получаю ни с чем несравнимое удовольствие от его поэм и рассказов. Великолепный, острый ум! Гениальные сюжеты! Сколько загадок встречается в его произведениях. И даже после смерти его имя связано со множеством тайн. Представляешь, каждую годовщину смерти писателя, начиная с сотой, его могилу посещает тайный поклонник. Интересно, не правда ли?
Меня заставляют писать доклад о карьерной стратегии. Господи, зачем это нужно Иным. Но этот документ обязательно надо будет приложить к отчётам организации. Как мне надоели эти бумажки! Думаю переложить эту обязанность на кого-нибудь из сотрудников.. Вот пускай стажёрка этим занимается… Заодно изучит тему…
Недавно смотрел забавную передачу о лестнице Пенроуза. Слыхала про такую? Мир состоит из парадоксов. Полтора часа пытался сконструировать такую штуку. Потом вернулся к отчётам…
А ещё я недавно вспоминал, как сам пришёл в аналитический отдел Ночного Дозора. И тогдашний глава всё пытал меня различными загадками и головоломками. Проверял профпригодность. А я, став главой, никогда не устраивал таких экзаменов… Всегда проверял уже на практике…
Сама ведь знаешь, что когда видишь просто загадку – это одно. А когда от её решения зависит чья-то судьба или жизнь – это совсем другое. И тут гораздо важнее выдержка и умение сохранять спокойствие. У тебя это всегда прекрасно получалось.
...................
Почему в твоём письме нет ничего радостного? Неужели, совсем ничто не приносит тебе удовольствия?
Ну что может быть такого страшного в возможности проверить свои способности руководить целым Дозором? Я всегда верил в тебя, мой друг. И, несмотря на то, что ты от меня далеко, я протягиваю тебе свою руку. Почувствуй мою поддержку на расстоянии тысяч километров.
Возможно, тебе это покажется странным, но мне захотелось любви. Вспоминаю свою жену. Моя душа умерла вместе с ней. А теперь, кажется, эта весна возрождает меня. Знаю, что не смогу пережить ещё раз смерть близкого, родного человека. А с Иной и жить то не смогу…
Я думаю, что ты и сама ждёшь того, кто сможет растопить твой лёд. Встретился ли тебе кто-нибудь, кто способен на это? Быть может, твоя поездка была предначертана судьбой? Как ты считаешь?
Прости мою бестактность. Впрочем, сама знаешь, что я иногда бываю несдержан.
Только что поступила информация, связанная с «Иной чумой». Болезнь захватила всю Европу. Если честно, я даже не имею представления, как с этим бороться.
Дневной Дозор готов пожертвовать своими ведьмами. Кажется, они разрабатывают ритуал, в результате которого все они потеряют свою силу. Я даже не представляю, как это сможет остановить болезнь.
Впрочем, даже в такой ситуации нужно мыслить позитивно. Я надеюсь, что мы найдём решение проблемы. И я верю, что для этого не придётся никем жертвовать.
Хотя, если придётся решать вопрос – быть или не быть жертвам, ради спасения всех Иных мира, я готов пожертвовать собой.
А пока что я двигаюсь осторожными шагами к разрешению, как я надеюсь, этой проблемы.
На этом, пожалуй, прощаюсь.
Прости, что писал о работе.
Жду твоих писем. Франсуа. 17 апреля 1980 г.
________________________
Вмешательство третьего уровня... То есть, видимо, есть судимость. Немного, но по крупицам можно составить портрет... Господи, я берусь за дело с такой основательностью, будто собираюсь разыграть многоходовку на полвека... будто эти полвека я собираюсь провести здесь... Это ужасно.
Надо купить гитару. Для души.
Ах, почему в этом городе нет столь же прекрасных Иных, как мой дорогой Ф.?
Имела не слишком приятный разговор с Тихоновым. По всему выходит, что нужно быстрее закончить это дело с вампиром, и проблемы решаться сами собой. Жаль мальчика...
Кетер засудить, Никонову в следующий раз объявить выговор... Взрослый мужик - подумаешь, размозженные головы! Совершенно не повод так набираться на посту.
Как мне дорог мой оперативный отдел...
Ты не представляешь, как много значит для меня твой ответ. Как лучик солнца из прекрасной Франции, посланный в наш Богом забытый край; как надежное плечо верного товарища, подставленное в трудную минуту жизни… Впрочем, ведь так оно и есть. Ты заставил меня улыбаться искренне и чисто, мой друг, я готова целовать бумагу, на которой, кажется, еще остался неуловимый след твоих пальцев.
Только пишу, но уже предчувствую, каким желанным будет ответ следующий. У меня действительно нет друзей, кроме тебя. Таких друзей.
Хотя я нашла себе толкового заместителя. Он уже помог мне во многом и продолжает поддерживать – по крайней мере, в том, что касается работы. Письма и приказы я пишу чуть ли не под его диктовку, словно девочка-стажерка. Меня оправдывает лишь то, что он ранее работал в Ленинграде и знаком с системой куда лучше. Михаил, кстати, еще и аналитик – видимо, жизнь всегда будет подталкивать меня к Иным этой сферы. И прекрасный лекарь. Мне многому стоит у него поучиться.
У нас не получится не говорить о работе… Добавить что-то, не связанное с ней так или иначе, сложно, по крайней мере, мне. Мои дни проходят в офисе и разнообразятся только домашними планерками. Самым ярким впечатлением до сих пор было разве что стихийное собрание у начальника отдела расследований, разбиравшегося в то время с одним маленьким делом… Мне стыдно признаться, Франсуа, но я восторге от его стиля. Он груб, напорист и вечно проходится по всем моим ошибкам в самой издевательской манере, мы вечно ругаемся – это единственный Иной в Дозоре, который действительно способен вывести меня из себя, причем всего за минуту... к счастью, чаще мы обходимся телефонными звонками… Но при всем при этом он нравится мне как специалист.
Мне очень хотелось бы придти к взаимопониманию. Назначала лишнюю встречу тет-а-тет в неформальной обстановке… То есть, пыталась Любые мои попытки наладить отношения разбиваются о его нежелание видеть меня без крайней на то необходимости, а телефонные разговоры очень коротки и всегда только по делу. Что мне делать?
Может, эта поездка растопит лед, но вот одна деталь – без него, без этой брони я здесь не справлюсь. Либо мне быть хрупкой чувствительной женщиной – либо хорошим начальником, две этих позиции не совмещаются – вот что я думаю. Поэтому стараюсь сохранять хладнокровие.
Чтобы думать о любви, mon ami, не стоило в Дозор идти. То есть, чтобы иметь возможность не только думать, но и находить, и жить счастливо и без страха. У моего заместителя вот жена – потенциальная Светлая. Он против того, чтобы она прошла инициацию, и в чем-то я его даже понимаю. Он не хочет, чтобы его любимая женщина впутывалась в нашу нескончаемую холодную войну. Только это самообман – она вступила в войну уже тогда, когда связала свою жизнь с дозорным. И раз так случилось, то лучше, если глаза у нее будут при этом открыты… В конце концов, ведь можно отказаться от дальнейшей работы и просто жить. А то, что мы Иные… Так ли это важно, Франсуа? Да, Сумрак меняет нас, но ведь дело не в том, человек с тобой или Иной. Свою жену ты просто любил, а полюбить Иную не можешь не потому, что она Иная, а потому, что еще не встретил новую любовь. Поверь мне, когда это случится, природа твоей избранницы вряд ли тебя остановит. Прости, я надеюсь, что эти мои слова не причинят тебе боли…
Как ты смотришь на то, чтобы прислать свой портрет кисти какого-нибудь уличного художника своей старой подружке Жюли? Мне очень стыдно, но я потеряла где-то твою фотокарточку, и теперь со своей ужасной памятью на лица боюсь не узнать тебя на Олимпиаде в Москве, буде мы оба сможем вырваться туда. Впрочем, я готова удовлетвориться и просто новой карточкой.
А этой возможностью скорой встречи ты окрылил меня, спасибо. Я понимаю, что все зыбко. У тебя много работы, да и у меня завал… Но чем черт не шутит, может, все получится.
Очень жаль, что madam Элеонора решила переехать подальше и оставила вас с ребятами без блинчиков в перерывы. Требуйте постоянный портал, не иначе! Давите на то, что отсутствие именно этих блинчиков деморализует весь отдел. Мысленно вас поддерживаю.
Вот еще придумала, как можно наказать мерзавцев оборотней за яблоню. Поручи своим умникам разработать магическую конструкцию на подобии Кольца Шааба, только действующее по принципу Фриза, срабатывающее на жидкости, и чтобы подвесить можно было прямо в воздухе. Думаю, если ваши Темные «друзья» пару раз обморозят себе свое хозяйство, это отучит их задирать лапу, где ни попадя.
А наших Темных я не видела почти. Лицензии, прочее – в основном через заместителя идут. Вообще слабо себе представляю, чем сейчас занимается Дневной Дозор. Искренне надеюсь, что у них тоже бесконечная бумажная работа и нет времени на различного рода каверзы. Ты ведь совершенно прав – Договор не изменит того, что Темные и Светлые противники. Даже если внешне мы преследуем одну цель.
А про город я рассказывать не хочу. Потому что тоже люблю Париж, хоть и не так сильно, как Киев. Потому что Париж прекрасен, а здесь – одно сплошное расстройство. Так что ну его, этот город. Он очень, очень маленький и некрасивый. И холодный. Вчера вот метель была. Кошмар. Не будем об этом. Уж лучше о работе, честное слово. Которой у меня, к слову, на сегодня еще хватает. Это я не смогла удержаться от маленькой слабости – отложить все дела и прочесть начала твое письмо. А потом – не сдержалась и взялась отвечать…
Ну что ж, на этой ноте прощаюсь.
По-прежнему буду рада письмам.
Julie
Купила себе гитару. Я в них совершенно не разбираюсь... Настроить на месте попросила, благо, юноша попался отзывчивый и очень музыкальный. Смеялся, объяснял, как это делается. Лады и струны я забыла, как только вышла из магазина. Зачем мне гитара? Играть почти не умею. Когда-то Миша Вишневский учил, потом Пьер... Руки что-то помнят, извлекают какие-то аккорды... А у меня ведь ни слуха, ни голоса. Промучаюсь с неделю - и подарю кому-нибудь из сотрудников.
В горле першит, будто в воздухе мелкая каменная взвесь. Неприятное ощущение.
Лазарев сегодня вот приснился - я его вытаскивала из окна. То есть, втаскивала. Этаж на пятый. Странный сон... Но не всегда же они вещие...
Нужно заняться делами. Заставить себя. Дела имеют свойство накапливаться...
Неумолим прощальный взгляд,
Но дневники любивших женщин
Их для потомков воскресят.
Ах, боже мой, что б с нами было,
Когда бы это все не зря...
Когда бы разум не затмила
На башне красная заря?